Моя голова слабо дёрнулась против моей воли. Мария кивнула, что ли? Да, что-то я совсем контроль ослабила…
…Фламмель ушёл, а я осталась в смятении чувств. Его последние высказывания напрочь снесли и смяли моё безмятежное расположение духа. «Время… уменьшается с каждым днём… Осталось одиннадцать с половиной месяцев!». Моё земное время уменьшается с каждым днём, с каждой минутой, каждой секундой! И плевать-то на тело – жила я и без него, оно даже взлететь не способно. Страшно другое: безвозвратно теряется время, которое я могла бы провести с НИМ! С моим Виктором (победителем!)! Теряются мгновения неописуемых наслаждений. Безграничного счастья. Как измерить, сколько счастья я уже потеряла из-за своей непростительной медлительности?!
Я вдруг осознала, что машинально глажу рукой шероховатую доску скамьи, как могла бы гладить бархатную кожу ЕГО рук. Я узнала, что кожа у него бархатная, потому что Мария прикасалась к его пальцам, когда целовала их.
Счастливая! Всё ей! Хотя для неё это действо – всего лишь дань обычаям. Ритуал демонстрации почтения. Гомагиум, выражаясь по-научному. Вассал выражает почтение феодалу, адепт религии – духовному пастырю. Так принято в их обществе. Целование руки другому человеку символизирует признание его превосходства и собственной готовности подчиниться.
Всего лишь обычай. Такой же, как снимать шляпу при встрече или отвешивать почтительный поклон.
…Так что же я сижу?! Нельзя больше терять ни минуты. Нужно бежать, рассказать всё ЕМУ и отдаться обоюдному счастью целиком, с головой.
Я вскакиваю на ноги… и цепенею. Ну, хорошо, допустим, через пять минут я буду в храме, рядом с НИМ. Взгляну в его лицо. Или брошусь к его ногам. Неважно. А дальше?
Я легко могу накатать сколько угодно докладных Бахамуту. Я даже могу сочинить развёрнутую объяснительную самому Ваалу, главе нашего Департамента. И мне хватит широты моего лексикона, хватит умения обращаться с речевыми оборотами.
Но когда дело доходит до того, чтобы сообщить одному-единственному жалкому человеку о своих чувствах… Куда пропадает мой богатый словарный запас???
Делаю шаг. Останавливаюсь. Разворачиваюсь и иду в противоположную сторону. Потом бегу.
…Я догнала Фламмеля у дверей его дома. Чутьё помогло мне не сбиться со следа. Фламмель как раз ковырялся ключом в замке. Он нервно шарахнулся в сторону, когда я подскочила к нему с разбегу.
– Ты что? С ума сошла?
– Надо поговорить, – выпалила я, тяжело дыша.
– Кому надо? Мне, например, не надо.
– Мне надо.
– Может, потом как-нибудь?
– Нет. Время уходит.
– Ну, заходи, что ли, – колдун галантно пропустил меня вперёд, в дом.
Я остановилась на пороге.
– Ты разрешаешь мне войти, сам, по доброй воле?
В принципе, в дом к человеку можно заходить и без этой старинной формулы. Но утвердительный ответ даст мне возможность вернуться в любое время, уже не спрашивая согласия хозяина.
– Да ладно уж, по доброй, проходи давай.
Небольшой двухэтажный каменный домик целиком принадлежал Фламмелю. Внутри оказалось довольно уютно, хотя и немного пыльно. Хозяин бросил плащ на вешалку в прихожей и провёл меня наверх, в гостиную.
…Он сразу повалился в кресло-качалку возле камина. А я остановилась посреди комнаты, изучая обстановку. Просторное помещение служило одновременно и гостиной, и столовой. А также, похоже, и рабочим кабинетом, и, зачастую, спальней. Слева от входа размещался упомянутый уже камин – массивный, внушительных размеров, отделанный каким-то серым камнем. Справа, в глубине, у дальней стены, стоял широкий диван, застеленный красно-коричневым покрывалом. Над диваном висел не менее широкий, не первой свежести, гобелен с изображением сцены охоты.
Стена напротив двери выходила двумя окнами на улицу. И, наконец, в свободных промежутках по периметру комнаты располагались несколько стеллажей, заваленных всяким хламом. Я разглядела бумажные листы, книги, свитки, какие-то невыразительные коробочки, образцы минералов, алхимическую посуду, чучела мелких животных, несколько письменных приборов… Дальше я глядеть не стала. Женская рука явно не притрагивалась ко всему этому великолепию. Вся обстановка в доме выдавала во Фламмеле закоренелого холостяка.
В центре комнаты, на почётном месте, важно располагался большой овальный стол из тёмного полированного дерева. А вокруг него – четыре стула с высокими спинками, из того же материала. На столе вперемежку валялись листы с рукописными текстами. Проследив за направлением моего взгляда, Фламмель не поленился подняться. Он аккуратно сгрёб листы в стопку и переложил на каминную полку. После чего вернулся на прежнее место.
Я снова взглянула на камин. На его полке разместилась целая кунсткамера в миниатюре. Здесь бок о бок вытянулись в ряд, по-порядку: статуя многорукого индийского божества с лицом слона; ярко раскрашенная маска шамана из племени, обитающего на другом континенте; резная шкатулка; чернильница с пером; кастрюлька с длинной ручкой, используемая некоторыми народами для приготовления напитка «кофе»; склянка тёмного стекла с притёртой стеклянной же пробкой; вазочка с печеньем. И, с краю, довольно крупный серый булыжник неправильной формы.
Булыжник почему-то привлёк моё особое внимание. То ли своей неуместностью в жилище учёного человека… То ли напомнил о чём-то… Прихотливостью изгибов и выщербин своей поверхности он располагал досужего наблюдателя к философическим размышлениям о смысле бытия.
Огня в камине, естественно, не было, ибо никто не потрудился заняться его разведением. Среди углей тускло отсвечивал металлическим боком небольшой тигель, установленный на треножнике. (Для тех, кто никогда не увлекался ни алхимией, ни тяжёлой промышленностью, поясню: тигель – это такая посудина конической формы, сужающаяся книзу, с толстыми стенками, предназначенная для расплавления тугоплавких веществ. Все уважающие себя алхимики и чернокнижники пытаются в тиглях переплавлять свинец в золото. Для тех, кто знаком с законами физики, совершенно очевидно, что такое превращение невозможно без ядерного синтеза. А для организации полноценного ядерного синтеза огня и тигля, как правило, маловато. Нужен ещё хотя бы философский камень…).
Из любопытства я подошла поближе к камину и заглянула внутрь, чтобы узнать, что за варево готовил мой колдун. На дне тигля, сквозь слой копоти, поблескивал свеженький слиток золота.
– Испачкаешься, – предупредил Фламмель. – Там копоти полно. Давно не чистил.
– Ты зачем золото в камине держишь? – только и смогла спросить я. В памяти всплыли недавние визиты к ювелирам. Поди, уже волосы на себе рвут с горя, бедолаги…
– А что? – невинно поинтересовался хозяин дома.
– Украдут же!
– Ерунда, – отмахнулся Фламмель.
– Ну, как знаешь, – я вернулась к столу и расположилась на одном из стульев. Стул был жёсткий.
– Кофе хочешь? – смилостивился хозяин.
– Спрашиваешь! Кстати, где взял?
– Мне из Турции привозят. Знакомые, с оказией.
– Что-то я больше ни у кого здесь, в городе, его не видела.
– А его здесь не пьют. Не принято как-то… Может, возить дорого… Да и вкус – на любителя.
Разговор возобновился, когда Фламмель пододвинул мне чашечку с ароматной чёрной жидкостью.
– У тебя, кажется, дело ко мне какое-то было. Срочное, – напомнил он.
– Ах, да, – я так зацепилась мыслями за золото в камине, что почти позабыла о первоначальной цели своего визита.
– Да… – я медлила, не зная, как начать разговор. – Как у вас, людей, принято объясняться в любви? – рубанула я, наконец, с плеча.
– Что??? – Фламмель вскинул брови. – Зачем тебе это?
Я ждала такого вопроса. И не могла дать на него вразумительный ответ. Не стану же я, в самом деле, делиться переживаниями с потенциальным клиентом. Да что там с клиентом – возможно даже с будущим рабом! Ибо он – нужно постоянно об этом помнить – чернокнижник, а, стало быть, готов продать свою душу любому более-менее сметливому дьяволу. Почему бы не мне? В своё время… Пока просто некогда этим заниматься.
– Так, любопытно, – отвечала я, стараясь казаться невозмутимой, и в то же время – не в силах скрыть раздражение. – Уж коль скоро я живу среди вас… Хочу узнать о вас побольше.
– А кто тебе объясняться собрался?
Нет, ну он мужчина или базарная сплетница? Неужели он не видит, что дама желает оградить свою личную жизнь от обсуждения?!
– Много претендентов, – бросила я высокомерно.
– Те стражники? Которые приставали к тебе ночью в парке?
Пока я размышляла, как бы так повыразительнее объяснить человеку, насколько страшен воздушный демон в гневе, Фламмель допил свой кофе. Внезапно он вскочил на ноги и рухнул передо мной на одно колено.